За жалованием персоналу нужно было ехать через неделю в уездный
город. Я уехал через пять дней и прежде всего пошел к врачу уездной
больницы. Этот человек с прокуренной бороденкой двадцать пять лет работал в
больнице. Виды он видал. Я сидел вечером у него в кабинете, уныло пил чай с
лимоном, ковыряя скатерть, наконец не вытерпел и обиняками повел туманную
фальшивую речь: что вот, мол... бывают ли такие случаи... если кто-нибудь
рвет эуб... и челюсть обломает... ведь гангрена может получиться, не правда
ли?.. Знаете, кусок... я читал...
Тот слушал, слушал, уставив на меня свои вылинявшие глазки под
косматыми бровями, и вдруг сказал так:
- Это вы ему лунку выломали... Здорово будете зубы рвать... Бросайте
чай, идем водки выпьем перед ужином.
И тотчас и навсегда ушел мой мучитель-солдат из головы.
Ах, зеркало воспоминаний. Прошел год. Как смешно мне вспоминать про эту
лунку! Я, правда, никогда не буду рвать зубы так, как Демьян Лукич. Еще бы.
Он каждый день рвет штук по пяти, а я раз в две недели по одному. Но все же
я рву так, как многие хотели бы рвать. И лунок не ломаю, а если бы и сломал,
не испугался бы.
Да что зубы. чего только я не перевидел и не сделал за этот
неповторяемый год.
Вечер тек в комнату. Уже горела лампа, и я, плавая в горьком табачном
дыму, подводил итог. Сердце мое переполнялось гордостью. Я делал две
ампутации бедра, а пальцев не считаю. А вычистки. Вот у меня записано
восемнадцать раз. А грыжа. А трахеотомия. Делал, и вышло удачно. Сколько
гигантских гнойников я вскрыл! А повязки при переломах. Гипсовые и
крахмальные. Вывихи вправлял. Интубации. Роды. Приезжайте, с какими хотите.
Кесарева сечения делать не стану, это верно. Можно в город отправить. Но
щипцы, повороты - сколько хотите.
Помню государственный последний экзамен по судебной медицине. Профессор
сказал:
- Расскажите о ранах в упор.
Я развязно стал рассказывать и рассказывал долго, и в зрительной памяти
проплывала страница толстейшего учебника. Наконец я выдохся, профессор
поглядел на меня брезгливо и сказал скрипуче:
- Ничего подобного тому, что вы рассказали, при ранах в упор не бывает.
Сколько у вас пятерок?
- Пятнадцать, - ответил я.
Он поставил против моей фамилии тройку, и я вышел в тумане и позоре
вон...
Вышел, потом вскоре поехал в Мурьево, и вот я здесь один. Черт его
знает, что бывает при ранах в упор, но когда здесь передо мной на
операционном столе лежал человек и пузыристая пена, розовая от крови,
вскакивала у него на губах, разве я потерялся? Нет, хотя вся грудь у него в
упор была разнесена волчьей дробью и было видно легкое, и мясо груди висело
клоками, разве я потерялся? И через полтора месяца он ушел у меня из
больницы живой. В университете я не удостоился ни разу подержать в руках
акушерские щипцы, а здесь, правда, дрожа, наложил их в одну минуту. Не скрою
того, что младенца я получил странного: половина его головы была
раздувшаяся, сине-багровая, безглазая. Я похолодел. Смутно выслушал
утешающие слова Пелагеи Ивановны:
- Ничего, доктор, это вы ему на глаз наложили одну ложку.
Я трясся два дня, но через два дня голова пришла в норму.
Какие я раны зашивал. Какие видел гнойные плевриты и взламывал при них
ребра, какие пневмонии, тифы, раки, сифилис, грыжи (и вправлял), геморрои,
саркомы.
Вдохновенно я развернул амбулаторную книгу и час считал. И сосчитал. За
год, вот до этого вечернего часа, я принял 15613 больных. Стационарных у
меня было 200, а умерло только шесть.
Я закрыл книгу и поплелся спать. Я, юбиляр двадцати четырех лет, лежал
в постели и, засыпая, думал о том, что мой опыт теперь громаден. Чего мне
бояться? Ничего. Я таскал горох из ушей мальчишек, я резал, резал, резал...
Рука моя мужественна, не дрожит. Я видел всякие каверзы и научился понимать
такие бабьи речи, которых никто не поймет.
Я в них разбираюсь, как Шерлок Холмс в таинственных документах...

<<< 0 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 >>>

Powered by ugs-generator

Сайт создан в системе uCoz